Волчья река  - Рэйчел Кейн

Я понимаю, что происходит. Он хочет, чтобы это попало на запись в диспетчерской 911.

Протягиваю руку и обрываю звонок. Слишком поздно. Мы влипли. Конечно, я могу предъявить улики того, что Трэвис стрелял в нас, включая мою изрешеченную оранжевую бейсболку, но в таких вещах всегда есть такая штука, как недостаточность улик, и ее обычно трактуют в пользу местных жителей или копов. А Трэвис был и тем и другим.

Я снова направляю ружье на своего пленника:

– Как тебя зовут?

– Отвали.

– Ладно, Отвали, вот что будет дальше. Или ты скажешь правду, или я устрою тебе натуральный ад на земле. Натравлю на тебя полицию штата, ФБР, кого угодно, но докажу, что ты – чертов лжец, которого наняли, чтобы прострелить мне башку, и тогда тебя закатают в тюрягу на двадцать лет, если ты по-быстрому не поумнеешь. Кто вам заплатил?

Он закрывает рот, опускает подбородок и смотрит на меня пристальным взглядом, в котором читается, что он ни за что не намерен сотрудничать – только не со мной и, скорее всего, ни за что на свете. Им заплатили достаточно много, чтобы они держали рот на замке. Или, быть может, он боится, что окажется следующим в списке. И то и другое может быть правдой.

Коннор спрашивает:

– А теперь мы можем вернуться в коттедж? – Голос у него усталый и все еще сильно дрожит.

– Извини, но нет. Мы должны ждать здесь, – говорю я ему. – Завернись в одеяло, чтобы не мерзнуть, хорошо? Сядь и съешь что-нибудь.

Коннор кивает. Через несколько минут он уже выглядит лучше – после того как съедает энергетический батончик и запивает его водой из фляги. Завернутый в одеяло, он похож на буррито в блестящей фольге. «Боже, – снова обрушивается на меня мысль, – он же еще ребенок!» И за несколько часов Коннор видел безобразный гниющий труп, потом в него стреляли, а потом он присутствовал при убийстве. И даже если не видел, как я застрелил Трэвиса – а я надеюсь, что этого не видел, – он знает, что произошло.

Я должен был защищать его. Это должна была быть безобидная прогулка по лесу.

Могу представить, что скажет мне Гвен… и это напоминает мне о том, что лучше позвонить ей. Немедленно. Но когда я набираю ее номер, то слышу только гудки и автоответчик. Я не оставляю сообщения. Я понятия не имею, как рассказать ей об этом. Она сама перезвонит мне, когда увидит, что я пробовал связаться с ней.

Надеюсь, с ней всё хорошо. На меня обрушивается жестокое, тошнотворное осознание того, что если кто-то пытался устранить меня и Коннора, то Гвен и Ланни тоже в опасности. Мне следовало прийти к этому выводу раньше, но сейчас я, как и Коннор, соображаю не лучшим образом. Я только что убил человека. Спокойствие и сосредоточенность, которые я испытывал во время сражения, начинают отступать, и последствия кажутся мне все более тяжелыми.

«Перезвони мне, Гвен».

Но она не звонит. Я хочу сказать ей, что делал всё возможное. Я хочу сказать ей… сказать ей, что люблю ее.

Но такого шанса мне не дают.

Когда приезжают копы, я кладу оружие на землю, встаю на колени, сплетаю пальцы на затылке – но меня все равно швыряют наземь лицом вниз. Чье-то колено давит мне на позвоночник, полицейские перекрикивают друг друга. Тип, лежащий на земле, тоже орет: что я хладнокровный убийца, что я застрелил его кузена. Я не вижу Коннора и молюсь, чтобы с ним не обошлись грубо, однако сейчас ничего не могу сделать. Ничего.

Я слышу, как Коннор кричит «Отпустите его!» таким надрывным голосом, что мне больно.

Поворачиваю голову в его сторону.

– Эй, – окликаю я его. – Коннор, перестань. Успокойся. Всё хорошо. Всё в порядке.

– Ты убил копа, урод, – говорит мне полицейский. – Поверь, это вовсе не «всё в порядке». Тебе кранты. Захлопни пасть.

Что-то бьет меня по затылку, и мир вокруг становится мягким и расплывчатым. Я пытаюсь удержаться в сознании, но всё куда-то ускользает.

Я еще успеваю подумать о том, что будет с Коннором, – а потом падаю с обрыва в темноту.

Когда мы приезжаем в коттеджный отель, там царит хаос; на парковке разместились четыре полицейские машины, две «Скорые помощи» и один автомобиль без маркировки. Сердце у меня колотится, во рту пересохло. Ланни задает мне вопросы, на которые я не могу ответить, и я паркую машину и выскакиваю наружу. Пока бегу к коттеджу, дочь догоняет меня:

– Мама! Мама, что происходит?

Я не знаю. И это ужасает меня.

Путь мне преграждает полицейский в форме – здоровенный мужчина, который хмуро смотрит на меня из-под козырька своей фуражки.

– Вы не можете пройти туда, – говорит он. – Отель закрыт.

– Где мой сын? – Я знаю, что нужно вести себя спокойнее и рассудительнее. Но я не могу. – Коннор Проктор – где он?

– Отойдите назад, – велит он мне. Я не отхожу. Когда полицейский делает шаг ко мне, мы сталкиваемся грудь в грудь. Он медлит, потому что ему нужно заставить меня отойти назад, и он силится понять, насколько плохо это может обернуться.

– Мама! – Ланни хватает меня за руку. – Где Коннор? Он тоже арестован? Что тут творится?

– Я пытаюсь узнать, милая, – говорю я ей, и это почему-то заставляет копа сделать шаг назад. Может быть, то, что рядом со мной находится моя встревоженная, испуганная дочь, затрагивает что-то в его душе. Я снова перевожу на него взгляд и пытаюсь начать сначала:

– Я Гвен Проктор…

– Я знаю, кто вы такая, – отвечает он; глаза у него невыразительные, словно речная галька. – Отойдите назад.

– Там мой сын! Он еще ребенок!

– И его приведут… – Он умолкает, потому что в этот самый момент из леса появляется группа. Санитары катят носилки, на которых кто-то лежит. Я вижу ярко-красную кровь, и мое сердце просто… останавливается. Я шатаюсь. Ланни крепче вцепляется в меня, и я каким-то образом ухитряюсь устоять на ногах.

Это не Коннор. Но это Сэм. Он без сознания. На простыне под ним кровь, но я не вижу раны. Господи, они что, стреляли ему в спину? Коп снова оттесняет меня назад, но когда носилки везут мимо меня, я бросаюсь к ним. Там стоит полицейское заграждение, но на секунду я пробиваюсь сквозь него и вижу, что Сэм дышит.

И что он прикован к поручням носилок.

Полицейский теснит меня назад. Я взрываюсь:

– Убери от меня свои чертовы лапы! – ору. – Вы что, застрелили его?

– Мэм, успокойтесь, он просто был легко ранен, поскольку сопротивлялся, – говорит полицейский. Глядя ему в лицо, я вижу, что он совсем мальчишка, едва достигший возраста, когда можно легально покупать спиртное. Выглядит честным парнем, и ему, кажется, не по себе, так что я сдаю назад. Чуть-чуть. – С ним всё будет в порядке.

– Не обещайте, – говорю я. – Где мой сын? Коннор Проктор?